Комета первой любви

Счастлив ли я? Была ли у меня настоящая любовь или она есть? Как ко мне относились те, кого я любил и как я отношусь к ним спустя много лет?

Как правило, человека любят гораздо больше людей, чем он предполагает, и меньше на самом деле, когда он слишком хорошо думает о себе. С точки зрения ответного чувства Людмила, моя первая любовь, рассматривала наши отношения как некий полигон, на котором испытывают новое оружие. Весь класс, ну почти весь, ухлестывал за ней. Свои девчонки, что с семи лет учились с нами, немного поднадоели, а пришедшая из соседней школы эта очень активная особа уже с хорошо развитым телом, завладела нашим воображением надолго.

У нас с ней были особые отношения, потому что я занимался достаточно уникальным занятием – сочинял.

И ещё одно важное обстоятельство, мы работали с ней на одних станках во время школьной практики – на строгальном и фрезерном. Те, кто выбрал токарный, сильно кусали локти, когда мы уходили вместе на своё рабочее место, поодаль от основной массы и вытачивали диковинные гайки-барашки. И Людмиле приходилось волей-неволей обращать на меня внимание в соревновании, кто больше выточит этих гаек. Я не знаю, списывал ли нашу фрезерную продукцию учитель-трудовик Юрий Вениаминович в утиль, или, всё-таки они шли на предполагаемые места оборудования, но мои нежные чувства к своей напарнице бросались многим в глаза, и мои товарищи откровенно мне завидовали.

Однажды, провожая Людмилу со школьного вечера я попытался объясниться в любви. Типа того, что ты лучше всех и у меня в сердце есть для тебя место, а как ты? Она молчала всю дорогу, и я понял, что зря распинался. Нам было по 16 лет, мы учились в десятом классе, впереди – через год, поступление в институт, о чём тогда разговор? А он был о любви, потому что мы и сидели в школе за одной партой, и я ей писал смешные или, наоборот, очень серьёзные записки о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, а наша училка по обществоведению перехватывала их, требовала читать Людмила и та читала с чувством преданности теме урока.

Неудачное, с моей точки зрения, объяснение в любви подвергло меня на ряд серьёзных поступков. Я ушёл после в речной техникум и был с удовольствием зачислен в группу штурманов, затем я и вовсе подбил маму на переезд в Россию, и мы перебрались из Туркмении в Новокуйбышевск, где я доучивался год в очень прекрасном классе и влюбился в Соню Ковалёву. Самую красивую и недоступную.

Жизнь сложилась так, что со временем, после службы в армии, я вернулся в Чарджоу, стал инструктором обкома комсомола и попал на учёбу повышения квалификации в Ташкент. Там я и встретил снова Людмилу, попавшую сюда после распределения из московского строительного института. Кстати, я и в Москву летал к ней, как курсант авиационного училища, и мы провели неделю вместе, и пытался, было, до объясняться в любви, но на последних минутах перед посадкой в самолёт. После этого через полгода я ушёл из училища и стал дослуживать в роте охраны при нём. Я успел сделать несколько полётов, но мотаться по частям вместе с молодой женой…

Надо было решить вопрос с молодой женой. Людмила никак не встраивалась в мои планы, и я женился на той, которая меня не любила, но вышла за меня с горя после известия о гибели парня с их двора где-то на Дальнем Востоке. И уже женатым встретил одноклассницу в Ташкенте, и мы провели несколько дней в посещении театров и музеев. Как и в Москве.

Я думаю, что мог бы составить Людмиле пару на всю жизнь, но торопился в чувствах и поступках. Она вышла за хорошего инженера и обосновалась где-то на Рублёвке.

Последним колом в наши отношения стала встреча одноклассников, на которую я взял с собой свою супругу. Она и «открыла» глаза на двуличное поведение Людмилы, отвергнувшей такого замечательного человека, как я…

Я не хочу оскорблять память о прекрасной однокласснице многими деталями своего поведения. Но понял, что она по-своему любила меня, потому что я был романтиком и никак не мог претендовать на большее из-за отсутствия практичности. Но рациональное отношение было ведь все лирики очень и очень дальновидные люди, но бесшабашные…

Благодаря Людмиле, я пронёс через всю жизнь верность первой любви. Верность, часто нарушаемую, но простительную для близнецов, родившимся под созвездием Поллукса и Кастора, ведь они приверженцы вина. И уже вымышленное объяснение в любви в романе «Вперёд, в прошлое», выворачивает мне до сих пор ненадёжную мою душу! Да и в других произведениях отмечен след этой кометы прекрасных чувств.