Ленин из нашей семьи

Свадьбы никто не готовил. Стол стоял под виноградником, над головами свешивались спелые грозди янтарно-зеленых ягод, люди поднимали руки, отщипывая их закусывали вино.
За столом находилось человек десять, а может, и больше: соседи, знакомые, просто ротозеи с улицы и выпивали по стаканчику за вызывающих удивление молодоженов и уходили. Постоянно глазело несколько мальчишек.
Я, сестра жениха, думала, что же будет дальше? Не будь меня, брату Вите и его невесте Зое пришлось не сладко. Они постоянно были объектом шуток для всего города, а здесь и подавно.
Но у Вити лицо счастливого человека. Впрочем, оно всегда такое. Он ходил по городу с блаженной полуулыбкой и всем предлагал свои услуги. Бабули не отказывались, когда он помогал нести им тяжелые сумки, девушки шарахались от его комплиментов по поводу груди или ягодиц. Убивала его искренняя готовность погладить рукой то, что понравилось, с невозможным для дурочка выражением: «Отменно, сударыня, отменно!»
У его невесты, известной Зои-Давалки, было действительно все отменно. А лифчик и трусы ей сшила одна из сердобольных портних, когда девушке исполнилось восемнадцать лет, и она берегла это достояние уже много лет очень простым способом - ходила без них.
Витя, ее ровесник был, как сейчас говорят, сексуально озабоченным. Это и использовали некоторые шаловливые вдовушки, которые хвастали в очередях, что юный дурачок просто неутомим в постели.
Как в голову Вите пробилась мысль о том, что надо жениться – непостижимо. Но однажды он привел Зою в дом и сказал, чтобы готовились к свадьбе.
Родители мои отказались принять в этом участие, лишь мама коротко сказала:
- Ленка, блох с нее сними.
Я завела Зою в летнюю баню, раздела, осмотрела. Придраться не к чему: дочь батюшки Василия - была безукоризненно чиста с фигурой в классических пропорциях. Не случись трагедии в детстве, женщина была бы счастлива и в уме, и в браке. Но на глазах десятилетней девочки бандиты пытали ее отца раскаленным утюгом. Они требовали золота, сорвав сразу же с батюшки крест. Чтобы он стал более податлив, на глазах изнасиловали жену, а когда приступили к дочери, то у родителей отказало сердце. Они умерли возведя глаза к небу.
Скажу, что это было в большой советской стране, в шестидесятых годах. В той части страны, которая называлась Туркменией. Небольшой город Чарджоу, как большой железнодорожный узел, проснулся однажды совершенно бандитским. После очередной амнистии вся зековская шушера подалась из Сибири в теплые края…
Когда я осматривала Зою, ее посетил период просветления.
- Как вы с ним додумались о браке, - спросила я слишком резко для своего возраста.
Но Зоя не обиделась на мой тон:
- Он у меня попросил, и мне стало приятно.
- Что попросил, замуж выйти?
- Это потом…
- Ты ему дала?
Мне тогда было 15 лет. Я была еще девушкой, но знала гораздо больше: на всех углах и скамейках бабы, не стесняясь ни мужчин, ни детей, судачили обо всем подряд.
- А как же без этого? – рассуждала Зоя. - Он мог бы обидеться.
- И ты многим давала вот так, из жалости?
- А что с меня убудет что ли, я вытерплю, это маманя не вытерпела, а я сильная… Сильная… Сильная…
Дальше явно пошел сдвиг.
Так я не узнала, как же они сговорились. Родители все-таки дали немного денег на свадьбу и мазанку в глубине двора для жилья. Точнее, Витя в ней постоянно обитал...
- Горько! – крикнула на их свадьбе молодая соседка Верка. Она недавно развелась, и ей было, действительно, горько.
Витя посмотрел на стакан с вином:
- Разве горько?
- Выпить и поцеловаться надо! – крикнула под общий смех Верка.
- Мы не можем здесь!
Витя подхватил Зою под руку, и они побежали в мазанку.
Все бросились за ними в надежде подглядеть в окно двери. Но я оказалась впереди с увесистой палкой в руках и, не разбирая, стала размахивать ею. Первой досталось Верке-разведенке. Она ушла, крикнув:
- И ты такая же дура, как они!
Я запустила в нее ком земли. Дура, так дура.
Остальные, увидев мою решимость, разошлись. Свадьба закончилась.

На удивление всем ожиданиям молодые стали жить дружно и почти как нормальные люди. Витя устроился работать грузчиком на склады, что были недалеко, а Зоя вела хозяйство. В мазанке у нее на фанерной бочке стоял примус. Мама нашла какой-то металлический круг и сделала из него подставку под этот огнеопасный прибор:
- А не то тут спалите все!
Мама, нет-нет, приносила овощи, макароны, банки с тушеным мясом. Да и я приходила не с пустыми руками.
Жили мы не плохо, отец работал машинистом на железной дороге, а в те времена деповские получали всегда хорошо. Иногда Зоя заходила за какой-нибудь нужной ей вещью в дом и стояла у дверей с опущенной головой. Ждала, когда ее спросят, зачем появилась.
- У Вити порвался карман, ниток бы мне и иголку.
Все чаще и чаще мама оставляла Зою в доме до прихода сына.
Однажды я слышала из спальни родителей, как мама спросила то ли отца, то ли сама себя, то ли Бога:
- Неужели у них все сладится?
И уже к отцу напрямую:
- Костя, а у дураков дети могут быть нормальными?
- К чему ты это?
- Зоя сказала, что у нее нет крови.
- Ну, бабские дела! Тьфу, ты!
- Значит, дети могут быть хорошими.
- Оба нормальными родились, - рявкнул отец. – Спи!

В апреле за Зоей приехала скорая помощь, и жена Вити через неделю вернулась с ребенком.
К тому времени бывшую детскую комнату Вити немного обновили и отдали Зое с ребенком. Брат, как я уже говорила, спал в мазанке. Он сам, в свое время, отказался от дома, потому что мог нагадить везде, не понимая, что делает. Это началось после менингита, в четыре годика. Мне рассказывали, как однажды мама застала его на столе в окружении своих оправлений, которые он пальцем засовывал себе в рот. Досталось и кошке, которую он тоже пытался накормить. От ее царапин руки у него были в крови. Его отмыли, отвели в мазанку, где он непрерывно часа два тараторил:
- Руби, руби капусту! Вари, вари капусту!
Потом уснул.
Витя в мазанке не делал ничего больше похожего, словно здесь до него доходил проблеск мысли о том, что это его личное жилье и здесь гадить не надо.
Зоя не спала с сыном. Она укладывала его, обильно накормив грудью, и уходила к мужу. Мама предупредила ее, чтобы они сразу после родов не занимались супружеским делом. Да куда там!

В середине мая, это был воскресный день, я поехала в Дом пионеров, что у колхозного рынка, на занятия танцевального кружка. Уходя из дома, встретила Зою, она стояла у дверей.
- Что ты? – спросила я, зная, что маме неможется и не стоит ее будить.
- Вовку хочу покормить, своего Ильича.
Полмесяца назад в загсе она заявила, чтобы записали сына Владимиром Ильичом.
Сотрудница опешила:
- Отец у вас Виктор.
- Ну и что, ребенок-то Ленин!
Так и считала, что родила вождя мирового пролетариата.
Я сказала, пусть забирает Вовку, кормит, и тут же несет назад.
Зоя обрадовалась, как будто ей никогда не давали в руки дитя. Она схватила его и понесла в мазанку.

Во время занятий на улице потемнело, и на город надвинулась огромная туча. Подобных ливней мы не видели никогда. Поток воды был такой, что пришлось бежать до автобуса по щиколотку в холодном потоке.
Когда вернулась, у дома я увидела скорую помощь и мотоцикл участкового милиционера. В тревоге сорвалась и прибежала как раз тогда, когда сосед татарин открывал ворота. Но из-за опор виноградника машина все равно не въехала во двор. И вот из ворот показались санитары. Сначала они вынесли Зою без признаков жизни. Затем Витю. Я обезумела, стала обнимать, целовать его, но его рот был забит глиной. Причем здесь глина? Он же давно ничего подобного не ест!
- Обвалилась из-за дождя их мазанка, - сказала одна соседка другой. - Завалило их стеной и потолком.
Я оторвалась от Вити и спросила их:
- А Вовка?
- Ленин-то? – отозвался татарин, показывая, что все вокруг знали о причудах новой семьи. - Ему повезло - закатился под стол, а тот выдержал.
Я побежала в дом. Около мамы суетилась медсестра, которая делала укол. Пахло нашатырем, валидолом.
Наш участковый звонил в железнодорожное депо, узнавая, когда приедет отец.
В комнате Вити было тихо. Я на цыпочках прошла и увидела серые чистые глаза ребенка. Он агукал и смеялся чему-то своему, глубоко детскому.

***

Мне уже под восемьдесят. Моя квартира у метро «Спортивная» в Москве. Вчера навещал меня Владимир Викторович. Хотя сам он заместитель министра, но очень сильно ругал власти и воров. Что, наверное, одно и то же. И уехал расстроенный из-за моей небольшой пенсии. Он обещал добиться ее повышения.
Мой племянник профессор права, и еще очень честный и порядочный человек. Почти как Ленин, ведь в детстве мы его знали как самого лучшего человека на земле.

P.S. В Канаде у меня вышла книга рассказов с одноимённым названием.